Ихтиандр: Адреналин, которого нет

Юрий Николаюк, в фанатских кругах известный как Ихтиандр, помнит «Зенит» еще образца 70-х. В интервью «ProЗениту» он рассказал о том, что предшествовало рождению футбольного фанатизма в нашем городе, вспомнил любимые выезды в Киев и Вильнюс и объяснил, какую роль в его судьбе сыграла знаменитая битва с фанатами «Спартака» при Щелковском шоссе.

Спорт № 2


Когда в первой половине 70-х я учился в школе, у нас почему-то не было традиции ходить на футбол. Народ предпочитал хоккей, который в СССР был спортом № 1. И наверное, не потому, что хоккей любил генеральный секретарь. Скорее наоборот: любил он его как самый популярный вид спорта. Попасть в «Юбилейный» было тяжело, особенно на матчи с московскими клубами. Кто-то обращался за помощью к барыгам: с большими пачками билетов они стояли перед спорткомплексом уже тогда.

Но нельзя сказать, что за футболом мы вообще не следили. Неподалеку от моего дома находился стадион «Арсенал» – вторая по качеству поляна в городе. На ней регулярно играл дубль «Зенита». На «Арсенал» мы ходили с удовольствием, как и многие другие болельщики. Приходили примерно за час – иначе место на небольшой трибунке было не занять. Вокруг – выездная торговля: пирожки, лимонад. Продавались вымпелы, посвященные каждому матчу. Еще приятным бонусом игры дублеров мог стать мяч, особенно если он вылетал за здание стадиона. Мы бежали за ним, якобы чтобы отдать футболистам, а на самом деле хватали – и в кусты. После школы мы играли во дворе вполне профессиональными мячами.

Тем временем мама пыталась приобщить меня к культуре. Водила в филармонию, в театры. Не скажу, что я очень уж страдал, но срежиссированное действо – это не мое. И когда в 1974 году я попал на Кирова, праздничная футбольная атмосфера сразу запала мне в душу. Была хорошая погода, ветер с залива, запах моря… Мне очень понравилось.

Ходил я и на матчи ленинградского «Динамо», которое очень хорошо играло во второй лиге. На «Зенит» еще не слишком охотно отпускали родители, поскольку мой дядюшка был на игре с «Торпедо» в 1957 году и частенько вспоминал, как уходил вплавь на Васильевский остров. А на «Динамо» народу ходило мало, хотя команда была классная – Гончаров, Зинченко, Николаев, Хромченков, Пронин… Во второй лиге они несли всех, но на Кирова на них лишь по 3–5 тысяч собиралось.

Мужики и циники

Были ли в середине 70-х предпосылки для зарождения фан-движения? Пожалуй, нет. Вот на хоккее в «Юбилейном», бывало, народ заводился. Закрытое помещение, отличная акустика. Когда скандировали «Шайбу! Шайбу!» и при этом начинали еще ногами топать, здорово получалось. А на Кирова ветер, акустики никакой. Характерный признак стадиона того времени – и это не только я, многие вспоминают – звук катящихся вниз бутылок. Стадион большой и покатый. Бутылки не бились, а проносить их не возбранялось – личного досмотра не было.

По будням на футбол ходили большие заводские компании. В своем цехе я был самым молодым. Мужики просили мастера отпустить меня с обеда, собирали деньги и отправляли меня за билетами, провиантом и стаканами, которые следовало взять из автоматов, торгующих газировкой. В 4 часа мужики выходили с проходной, где я уже стоял с двумя сумками, садились в первый попавшийся трамвай – они со всего города на Кирова шли – и собирались в парке перед стадионом. Атмосфера – как 1 мая или 7 ноября. Милиционеры до Олимпиады следили только за тем, чтобы не было беспорядков, и к отдыхающим не приставали. Затем люди шли смотреть футбол – именно смотреть. Иногда, когда совсем уж заруба начиналась на поле, народ заряжал: «Шайбу! Шайбу!» Меня это слегка коробило. Когда один раз, это остроумно. Когда входит в систему – уже не смешно.

Попадались среди болельщиков и достаточно заметные фигуры. Один мужик все время сидел за воротами и кричал: «Зенит», комбинацию!» Его так и звали – Комбинация.

Была тогда еще группа людей – постарше нас, следующее поколение, – которых в начале 80-х мы окрестили циниками. Это сокращение от «ценители футбола». У них была своя компания, но с ними было интересно, и мы к ним перебрались. Циники ходили на все спортивные соревнования, проходившие в нашем городе: футбол, хоккей, баскетбол, волейбол. Во всем разбирались. Их грядка – 15–20 человек – сохранилась до сих пор, с учетом смены поколений, конечно. Из стариков на «Петровский» ходят Боря Папаша, Геша. Прозвища у них, кстати, тоже появились еще в те времена. В основном по месту проживания: Кировец, Политехник. Были и забавные: Кушай Кашу, Пиво-Воды. Леша был Президент. Такое прозвище само говорит о статусе человека.

Первая попытка

В 1977 году мы вернулись из стройотряда. Стройотрядовские курточки тоже, кстати, знаком некой касты были: ты уже не маменькин сынок – мужик, боец. Если человека в стройотрядовке кто-то будет обижать, за него такие же люди впишутся обязательно. То есть некая система уже созревала изнутри. В общем, по приезде 30 августа я предложил друзьям сходить на «Зенит» – «Арарат». Человек пятнадцать в эту историю вписалось. У касс с параллельного потока такую же компанию встретили. Среди них – Антоха, брат которого был моряком, плавал в Европу и рассказывал нам, как там болеют за футбольные команды. Из экономии мы взяли билеты на детский 40-й сектор. Он был практически пуст – детишки по центральным трибунам расползлись, но милиционеры все равно присутствовали. Ну и мы остались. Неподалеку расположилась армянская диаспора, которая громко поддерживала своих. Кавказцы вообще в те годы на трибунах активны были. Если, скажем, азербайджанцы числом брали, то армяне отличались, говоря современным языком, качеством поддержки. Болели очень дружно. Хотя они с турками и враги, видимо, корни сказывались. Прыгать и кричать могли всю игру, на каждом матче их было слышно. Возможно, сказалось и то, что «Арарат» не так давно был чемпионом.

И вот они собрались, человек 150–200. Сразу же зарядили свой знаменитый клич. Нас это задело – они болеют, а мы футбол смотрим. Ну, Антоха и предложил: «Давайте как в Голландии». Он кричал: «Аля-улю!» – а мы: «Гол! Гол!» Получилось здорово, некий аналог современного «Надо гол, гол, гол!». Но милиционерам не понравилось, и они отбили у нас всякую охоту болеть активно.

Адреналин

На последних домашних матчах 80-го мы сидели на 50-м секторе. «Зенит» шел к бронзе, народ в эйфории. И мы обратили внимание на то, что на 33-м появилась кучка людей в синем. Сначала мы подумали, что это из какой-то спортшколы ребята подтянулись. Но потом друзья мне объяснили, что это не спортсмены, а просто болельщики. Весной 81-го меня они на 33-й и перетащили. Так от циников я перешел к фанатам. Интересно, что те, с кем я делал свой первый выезд на ЦСКА, немного поболели и ушли, а я остался. Именно на выездах люди и проверялись. Возвращаешься из какого-нибудь трудного путешествия: «Господи, да чтобы я еще куда-нибудь поехал!» А к вокзалу подъезжаешь и думаешь: «Когда у нас следующий выезд?»

Что нас влекло в дорогу? Во-первых, сам футбол. По телевизору его мало показывали. Во-вторых, адреналин. Тот адреналин, который сейчас никому не почувствовать. Одно дело, когда 3–5 тысяч на гостевой матч приехало, – это другие эмоции, на чувстве собственного превосходства замешанные. А когда вас 20 человек и весь стадион вас ненавидит – такого сейчас действительно не испытаешь. При этом, на удивление, кроме Вильнюса у меня практически нигде серьезных конфликтов не возникало. Хотя варианты были. То ли в 82-м, то ли в 83-м приехали в Ленинград кони, человек 120–150. По тем временам это был гигантский выезд, и милиция всех загнала в правый двор стадиона. Мимо мы втроем с друзьями проходили – ну и нас туда до кучи. Думали, что побьют, но со стороны коней никакой агрессии вообще не было. Лозунг «От Москвы и до Карпат фанат фанату друг и брат» в те годы работал.

Дружить в те годы мы по возможности старались со всеми. Все знают, что были хорошие отношения с фанатами «Спартака», но саму их команду я очень не любил. Даже на домашние матчи с мясом не ходил – слишком близко к сердцу принимал любое поражение от них. Почему так сложилось? Трудно сказать. Но весь этот визг о народной команде очень раздражал. Народная команда, народная команда! А на самом деле – мясокомбинат. Какой праздник для меня был, когда они вылетели, не передать. Даже погоду в тот день помню. Пепел Клааса стучит в мое сердце.

Киев

Из приятных во всех отношениях выездов в первую очередь вспоминается Киев. Приезжаем в 83-м на вокзал, человек 30 динамовских фанатов нас встречают и сразу же распределяют по квартирам, кормят, поят. На стадионе договариваемся, что, когда они заряжают, мы молчим, не глушим. И наоборот. Еще в Киеве был интересный полковник милиции, который нами занимался. Подходит: «Привет, земляки!» – «Какие же мы тебе земляки?» – «А я в Ленинграде учился». Вопрос с гостевым сектором он решил кардинально: поставил на входе вместе со своим сотрудником нашего человека. Пропускали по фейс-контролю только ленинградцев. При счете 2:0 в пользу «Зенита» в нас с соседних секторов полетели огрызки яблок, мороженое. Пришло и угрожающее письмо. На обрывке газеты химическим карандашом было накорябано: «Ленинградские жлобы, заткните свои пасти, а то получите п…ей».

Обратно возвращались, вписавшись в общий вагон. Человек 12–15, все вбились в одно купе. По пять человек сидели на нижних полках, остальные – на вторых и на третьих. Вышли покурить, и дед украинский к нам подсел. Достал из огромного мешка буханку хлеба размером с автомобильное колесо, домашнюю колбасу с чесночком и начинает все это великолепие наворачивать. Мы, голодные, сидим и со всех сторон на него смотрим. Наконец Паша Чиполлино не выдержал: «Такие, как этот дед, мою бабку в блокаду съели!» Дед вскочил, бросил нам хлеб и колбасу – мол, подавитесь – и в тамбур убежал.

В Орше – проверка билетов. Пришлось выписаться. Но поезд стоял минут 40, и мы разбрелись по 2–3 человека по разным вагонам. Мне в напарники достался Коля Никотин, а вагон – купейный, где особо не спрячешься. В общем, стояли в тамбуре, курили. Пришли ревизоры и заперли нас, чтобы в Витебске милиции передать. Тут какой-то железнодорожник с ключом. Мы вышли и спрятались в единственно возможном месте – в туалете. Жарко, душно. Сидели минут 40, пока народ в дверь ломиться не начал. Чтобы они проводников не позвали, пришлось открыть. Дальше картина маслом. Очередь человек пятнадцать, в основном тетки. И мы выходим – два красных потных мужика. Ох, как они на нас смотрели!

Ревизию мы пересидели в другом вагоне, а потом вернулись в свой общий. Когда выходили в Ленинграде, проводница была сильно удивлена: «Вас же в Орше высадили!» «Догнали», – отвечаем.

Военное положение

Вильнюс был, с одной стороны, приятным выездом, а с другой – не очень. В первую очередь из-за отношения к нам местных жителей и милиции. Да, на стадионе можно было болеть активно, но до стадиона надо было еще дойти. Ловить нас начинали уже на вокзале.

Вообще, в Вильнюс ходили три поезда. Тех, кто брал билеты, другие фанаты просили ехать на первом, чтобы с ними вписаться, а если выпишут, вписаться в один из следующих. А прибывали поезда в Вильнюс ночью. Как-то приехали компанией человек десять, и мы с Клоуном отлучились соку попить. Выходим на площадь, а наших никого. Стали искать. Видим, идут два мента. «Пойдемте, – говорят, – отведем вас к вашим». Привели: наши все в обезьяннике сидят, ну и нас туда до кучи. Стали угрожать: уголовное дело на вас заведем за вооруженный грабеж. Привели какого-то алкаша, который стал говорить, что мы его ограбили. Бредятина полнейшая, сидим грустим. Но утром пришел капитан, открыл решетку и бросил нам наши паспорта: «Еще раз на вокзале увижу – точно в тюрьму поедете».

Что мне нравилось в литовцах – дружные они были. Побить русских вставал весь стадион. Даже дети со стариками. Когда игра заканчивалась, народ с трибун выдавливали внутренние войска. Выдавят всех, подгонят машины, какие есть, – вплоть до автозаков и медицинских – и отвозят нас на вокзал, который уже оцеплен. Там – отдельный зал ожидания. Словом, военное положение, и по тем временам непривычно это было.

Однажды нас все же погнали. Народ расслабился в зале ожидания, и тут толпа с ревом влетает. Первая реакция – валить в другую дверь. Хорошо Коля Беломор не растерялся: «Вы куда бежите, козлы? Посмотрите, сколько вас и сколько их!» Посмотрели: нас примерно в пять раз больше. Пока милиция не среагировала, успели спустить по лестнице кое-кого.

Сильное чувство

После чемпионства 84-го года в развитии мы остановились. Видимо, как и футболисты, почивали на лаврах. Хотя фанаты стали плодиться, как грибы в лесу. Появились новые мифические фан-сектора: 22-й, 27-й… Затем результаты команды пошли на спад, и наше движение стало потихонечку загибаться. Думали, с Киевом будем всю жизнь за чемпионство бороться, а тут облом такой. Стыдно признаться, но в 1987-м я хоть и ездил еще, но уже начал домашки некоторые пропускать, чего раньше категорически не было. Затем вообще перестал ходить до 96-го. Тогда многие вернулись – из любопытства, видимо. Кто-то пришел посмотреть и снова пропал. Кто-то остался.

Я в 96-м тоже пришел, а ездить снова начал после Щелчка. Здорово он мне по психике ударил. И дело не в самой драке – подумаешь, побили, – а в том шабаше, который мясные устроили в прессе. В центральных газетах стали печатать полнейший бред. «Волков» называли элитной боевой группировкой! Мол, такую крутую банду молодые спартачи завалили. Лидер мясных Профессор вспомнил эпизод из времен нашей дружбы, когда в середине 80-х москвичи сидели на 35-м секторе и мы весь матч ходили в гости друг к другу. После Щелчка версия Профессора звучала уже иначе: «Мы такие крутые, сели у них под носом, а они даже не прыгнули». Полный идиотизм! Получается, ненависть заставила меня вновь вернуться к фанатской жизни. Всё-таки это чувство намного сильнее, чем любовь (смеется).

Записал Алексей АНТИПОВ.